Lemmings run when a good man goes to war
Дорогой гребаный дневник,
После завершения многострадального перевода у меня осталось немного времени, и я решила сделать то, что давно хотела сделать — критический разбор "собак". Не Баскервилей, конечно, а своих собственных. Потому что я в принципе не могла понять, нравится мне этот опус или нет, и что именно в нем не так. Были какие-то смутные претензии, не переходящие ни во что осмысленное. Поэтому я села и стала вчитываться. Стало понятно, да.
В общем, критическим разбор, конечно, не получился, ибо своё же, родное, но что есть, то есть. Сам процесс доставил
Разбор (подстрочник)Она придерживает волосы рукой, вынимая черные шпильки, и шпильки аккуратно падают на стол одна за другой. /Нормальные авторы не начинают текст со слова «она». А то, что имя не вписалось в предложение – проблема того, кто это писал, и только его.
Эта квартира выглядит так, будто в ней писали заметки о ходе Первой Мировой или оплакивали смерть королевы Виктории – тяжелые занавески, полуразвалившаяся оконная рама в заговоре с бесконечными сквозняками, выцветший колькотаровый ковер. /В половине домов исторической части Лондона могли происходить указанные события, при этом такие дома не являются ветхими землянками, как здесь описано. А что за «колькотаровый ковер»? Неуклюжая попытка выпендриться малознакомым названием оттенка? Где вы ковры такие видели?
Ей нравится. Соседи-старожилы рассказывали, что дом хотели снести, но в последний момент объявился неожиданный меценат, и дом остался на месте. Никаких разбирательств, никаких статей в мелкой районной газетке – вообще ничего, просто явился непонятно кто, сделал непонятно что и сбежал. /Ирен в Россию уехала что ли? Слишком уж по-русски все это звучит. Так и представляется аварийный дом, из которого хотят выселить несчастных старушек в голые стены новостроек, и трехлистовая газетка «Красное Село», которая об этом умолчала. В Британии вообще выпускают такие «районные» газеты? Если да, то можно было хотя бы название указать, а то впечатление складывается, будто автор просто ляпнул, лишь бы ляпнуть. А так, кстати, и было.
Ей нравится эта история. Нравится настолько, что она передумала переезжать. Внутренний голос, страшный зануда, говорил, что в ее положении нельзя оставаться на одном месте, но… мало ли, кто что сказал. /Так Ирен теперь тоже сентиментальная старушка божий одуванчик? Понравилась история – остаюсь, а все доводы разума буду называть занудными.
Она вынимает последнюю шпильку и глядит перед собой, не убирая руку с волос. /И с чего это она вдруг замирает и глядит перед собой? Если то, что написано ниже, действительно происходит после этого, то непонятно. Если во время – надо ставить тире, например, а не точку.
Где-то внизу скрипит входная дверь, ворчит лестница под медленными шагами. Все соседи дома, всем за шестьдесят – какие могут быть гости среди ночи? /Нет, это, конечно, универсальная обстановка, и вообще может случиться где угодно, но опять звучит по-русски. Соседки, которым за шестьдесят, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая… Ну вы поняли.
По горлу пробегает напряжение. Наверное, стоило переехать. Хотя бы убраться из Англии. /Да неужели? Бабуська-то наша одумалась!
Но панику плодить еще рано – чтобы утром не было стыдно за странную слабость. /Нет, автор, не поэтому ее рано плодить. А потому что шаги в парадной еще не означают, что пришли именно за тобой. А то Ирен, получается, бросается в крайности – то абсолютное наплевательство на такой очевидный промах, то паранойя на ранней стадии.
Можно просто постоять и подождать, пока не стихнет скрежет замка. Его можно открыть заколкой за полминуты – она проверяла. /Так бы сразу и сказали, что кто-то уже в замке роется. Опять никакой последовательности, отчего мысли и действия выглядят взятыми с потолка.
У самого пола залегает холодный ветер, когда дверь беззвучно открывается и так же беззвучно закрывается на замок. Приближающиеся шаги слишком знакомые, присутствие – нет, не привычное, но тоже известное, не сложно понять. /Не сложно, конечно. Увидеть еще проще, не?
Она улыбается.
–Какая неожиданность, мистер Холмс.
Шерлок не отвечает. Стоит позади, почти касаясь тонкого синего халата. /И только теперь выясняется, что стояла она спиной к двери. Раньше надо было говорить, текст должен быть понятным.
Ирен опускает руку, волосы опадают на плечи тонкими прядями, рука зависает в воздухе – ей, в отличие от волос, пока не нашлось места.
–И чего же вы хотите? – Спрашивает мисс Адлер, пряча в голосе игривую улыбку. На лице можно не прятать – лицо на затылке не отражается. /И сразу игривая улыбка. Откуда игривая-то? Или она по загадочному молчанию поняла, что Шерлок пришел ее отыметь? Нет, пусть понимает на здоровье, но читателю-то тоже рассказать не мешало бы.
–С какой стати я должен чего-то хотеть? /Да действительно, просто так пришел, чего уж там: «Возьмем, да и припремся к Элис».
–В загробный мир не приходят просто так, – рука так и висит в воздухе, чуть ниже плеча.
–Откуда сразу «мир»? Всего один мертвец.
–Зато живой. Серьезно, мистер Холмс, зачем вы пришли?
Мистер Холмс молчит, намеренно – это чувствуется – медлит почти полминуты, а потом произносит задумчиво и сосредоточенно, как дедуктивный вывод: / «Дедуктивный вывод» – какая-то не очень точная конструкция. Можно было открыть учебник логики и глянуть, как правильнее, но нет, лень-матушка же вперед нас родилась.
–Хочу иметь вас на этом столе, пока вы не попросите пощады. Дважды.
Ирен не раздражает эта странная игра, нет. Ей просто не нравится, когда мяукают собаки. / «Мяукают собаки» – во-первых, дает лишние ассоциации – почему собаки, злые что ли? Или кусаются? А мяукают почему? Потому что изображают невинность? Наоборот же все, – а во-вторых, звучит примитивно – можно было заменить на что-нибудь другое.
–Я же сказала, серьезно.
Воздух резко колышется. /Плохо. В русском языке есть идиома «не колышет», которая означает пофигизм, отстраненность и накладывает отпечаток некоторой замедленности действия. Чтобы описать стремительность нужно выбрать такое слово, которое не вызывает подобных ассоциаций.
Одно движение – и тонкие запястья в кольцах длинных пальцев.
–А я не шучу.
Он разворачивает ее к себе. Непреодолимое искушение поглядеть на ее удивленное лицо: «Что, правда?». И сам смотрит вопросительно.
Пара секунд – игра в переглядки. /Нет такого слова.
Его вопросительный взгляд похож на цветочную клумбу в пустыне – так же интересно и так же не к месту. Ирен отпускает смешок.
–Вы что, согласия моего ждете?
–Почему нет? – Взгляд еще более вопросительный, почти недоуменный.
–Потому что не по правилам. /Опять читатель остался в дураках. Потому что спросить согласия, прежде чем трахнуть, тем более на столе, – это как раз таки по правилам. Если автор имеет в виду, что в Тематическом сообществе после начала сессии Топы вопросительными взглядами не машут, то читателю этого никто не объяснил. Можно было хотя бы намекнуть.
-Правила придумали идиоты. /Выглядит как жалкая попытка снизит градус ООСности за счет использования фразы, звучавшей в каноне.
Ирен мельком оглядывается назад:
–Не на столе. Он старый, может рухнуть. /Не может, это же стол. Он может сломаться, развалиться, но не рухнуть. Рухнуть может ветхая землянка.
–Кровать?
–Была где-то. /Знакомьтесь – Ирен Петросян!
Она пытается сделать шаг в сторону спальни, но мистер Холмс не отпускает ее рук, заставляя остаться на месте. Ирен выжидает, думает, как бы съязвить покрасочнее, но, встретившись с ним глазами, откладывает эту мысль в темный угол и молча указывает взглядом на самую дальнюю дверь. И идет за ним. /Это последнее короткое предложение здесь для того, чтобы разбавить предыдущее, длинное и громоздкое? Заметно. И это плохо.
Комната в ярко-рыжем свете торшера (Сколько лет ему? Тридцать? Сорок?) кажется до неприличия тесной. Синий халат с черной рубашкой укладываются на полу, глядят в оба, стыдливо краснеют. Черт с ней с рубашкой, но почему краснеет ее халат – никакая дедукция не ответит на этот вопрос. /Конкурс: кто придумает более бездарное олицетворение, получит приз! И как именно они «краснеют»? Фигурально? Учитывая, что до этого были указаны цвета, думается иначе.
Шерлок аккуратно роняет Ирен на кровать.
–Почему? – Спрашивает она очень быстро, как будто это последний шанс спросить.
–Почему что?
–Всё. Почему именно сейчас? Почему вам вдруг захотелось иметь меня на столе? Почему вы вообще явились ко мне? У всего есть причина, так поведайте мне её. /Слишком много вопросов. Этот персонаж так не разговаривает. Нужно было сделать один, точный и лаконичный.
–Сами подумайте, – спокойно отвечает Шерлок. – Это ведь так сексуально.
И наклоняется ближе, дышит над самым ухом, положив руку на голову. /Температуру меряет? Руку на голову никто в такой обстановке не кладет. К тому же, если он при этом наклоняется, то частично опирается на эту руку. Череп проломит.
С непривычки хочется всё перевернуть – чтобы пол был вместо потолка, а она, как обычно, сверху. Поздновато думать о привычках, когда под кожей смятая белая ткань, а на голове чужая рука. Она не думает, нет. Ей просто не нравится, когда мяукают собаки.
Ирен чувствует, что вот-вот попытается вырваться, отчаянно и нелепо, если не сделает что-нибудь. /Что именно? Можно спеть песенку розовых пони. Конкретнее, пожалуйста.
Поэтому она говорит, наугад, пальцем в небо:
–Эксперимент?
–Эксперимент? Нет, – голос сосредоточенный, очень ровный, слишком ровный. – Не люблю бессмысленных экспериментов.
Неудачная попытка. Бросить первое попавшееся под руку слово и подумать – разные вещи. Но это ничего, это неважно, зато неконтролируемое желание дернуться, метнуться куда-нибудь растворяется в теплом дыхании. Его теплом дыхании. /*Принюхивается* Чую запах кофе, подоконника и свежей хрустящей маечки «I love NY».
Черт с ними, с собаками – пусть хоть соловьями поют. Мисс Адлер закрывает глаза.
Чужая рука путается в волосах, соскальзывая на затылок, тонкие пряди больно тянут назад. Малая часть секунды – и кончики холодных пальцев впиваются в шейные позвонки, впечатлительное тело срывается на мелкую дрожь. /В шейные позвонки, говорите? Что, вот так вот прямо без посредничества кожи? И когда Шерлок успел расчленить нашу сентиментальную, впечатлительную старушку? Или это не ее тело впечатлительное? Непонятно же, чье.
Движения немногословны, пугающе аккуратны. В голове кровавое крошево из страсти и дурацкой влюбленности / «Влюбленность» – плохое слово. Оно тут не к месту. И «страсть», кстати, шаблонно звучит / – реверанс в сторону чего-то первозданного. /ЧЕГО ИМЕННО? Надоели туманные намеки на личные мысли автора.
После завершения многострадального перевода у меня осталось немного времени, и я решила сделать то, что давно хотела сделать — критический разбор "собак". Не Баскервилей, конечно, а своих собственных. Потому что я в принципе не могла понять, нравится мне этот опус или нет, и что именно в нем не так. Были какие-то смутные претензии, не переходящие ни во что осмысленное. Поэтому я села и стала вчитываться. Стало понятно, да.
В общем, критическим разбор, конечно, не получился, ибо своё же, родное, но что есть, то есть. Сам процесс доставил
Разбор (подстрочник)Она придерживает волосы рукой, вынимая черные шпильки, и шпильки аккуратно падают на стол одна за другой. /Нормальные авторы не начинают текст со слова «она». А то, что имя не вписалось в предложение – проблема того, кто это писал, и только его.
Эта квартира выглядит так, будто в ней писали заметки о ходе Первой Мировой или оплакивали смерть королевы Виктории – тяжелые занавески, полуразвалившаяся оконная рама в заговоре с бесконечными сквозняками, выцветший колькотаровый ковер. /В половине домов исторической части Лондона могли происходить указанные события, при этом такие дома не являются ветхими землянками, как здесь описано. А что за «колькотаровый ковер»? Неуклюжая попытка выпендриться малознакомым названием оттенка? Где вы ковры такие видели?
Ей нравится. Соседи-старожилы рассказывали, что дом хотели снести, но в последний момент объявился неожиданный меценат, и дом остался на месте. Никаких разбирательств, никаких статей в мелкой районной газетке – вообще ничего, просто явился непонятно кто, сделал непонятно что и сбежал. /Ирен в Россию уехала что ли? Слишком уж по-русски все это звучит. Так и представляется аварийный дом, из которого хотят выселить несчастных старушек в голые стены новостроек, и трехлистовая газетка «Красное Село», которая об этом умолчала. В Британии вообще выпускают такие «районные» газеты? Если да, то можно было хотя бы название указать, а то впечатление складывается, будто автор просто ляпнул, лишь бы ляпнуть. А так, кстати, и было.
Ей нравится эта история. Нравится настолько, что она передумала переезжать. Внутренний голос, страшный зануда, говорил, что в ее положении нельзя оставаться на одном месте, но… мало ли, кто что сказал. /Так Ирен теперь тоже сентиментальная старушка божий одуванчик? Понравилась история – остаюсь, а все доводы разума буду называть занудными.
Она вынимает последнюю шпильку и глядит перед собой, не убирая руку с волос. /И с чего это она вдруг замирает и глядит перед собой? Если то, что написано ниже, действительно происходит после этого, то непонятно. Если во время – надо ставить тире, например, а не точку.
Где-то внизу скрипит входная дверь, ворчит лестница под медленными шагами. Все соседи дома, всем за шестьдесят – какие могут быть гости среди ночи? /Нет, это, конечно, универсальная обстановка, и вообще может случиться где угодно, но опять звучит по-русски. Соседки, которым за шестьдесят, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая… Ну вы поняли.
По горлу пробегает напряжение. Наверное, стоило переехать. Хотя бы убраться из Англии. /Да неужели? Бабуська-то наша одумалась!
Но панику плодить еще рано – чтобы утром не было стыдно за странную слабость. /Нет, автор, не поэтому ее рано плодить. А потому что шаги в парадной еще не означают, что пришли именно за тобой. А то Ирен, получается, бросается в крайности – то абсолютное наплевательство на такой очевидный промах, то паранойя на ранней стадии.
Можно просто постоять и подождать, пока не стихнет скрежет замка. Его можно открыть заколкой за полминуты – она проверяла. /Так бы сразу и сказали, что кто-то уже в замке роется. Опять никакой последовательности, отчего мысли и действия выглядят взятыми с потолка.
У самого пола залегает холодный ветер, когда дверь беззвучно открывается и так же беззвучно закрывается на замок. Приближающиеся шаги слишком знакомые, присутствие – нет, не привычное, но тоже известное, не сложно понять. /Не сложно, конечно. Увидеть еще проще, не?
Она улыбается.
–Какая неожиданность, мистер Холмс.
Шерлок не отвечает. Стоит позади, почти касаясь тонкого синего халата. /И только теперь выясняется, что стояла она спиной к двери. Раньше надо было говорить, текст должен быть понятным.
Ирен опускает руку, волосы опадают на плечи тонкими прядями, рука зависает в воздухе – ей, в отличие от волос, пока не нашлось места.
–И чего же вы хотите? – Спрашивает мисс Адлер, пряча в голосе игривую улыбку. На лице можно не прятать – лицо на затылке не отражается. /И сразу игривая улыбка. Откуда игривая-то? Или она по загадочному молчанию поняла, что Шерлок пришел ее отыметь? Нет, пусть понимает на здоровье, но читателю-то тоже рассказать не мешало бы.
–С какой стати я должен чего-то хотеть? /Да действительно, просто так пришел, чего уж там: «Возьмем, да и припремся к Элис».
–В загробный мир не приходят просто так, – рука так и висит в воздухе, чуть ниже плеча.
–Откуда сразу «мир»? Всего один мертвец.
–Зато живой. Серьезно, мистер Холмс, зачем вы пришли?
Мистер Холмс молчит, намеренно – это чувствуется – медлит почти полминуты, а потом произносит задумчиво и сосредоточенно, как дедуктивный вывод: / «Дедуктивный вывод» – какая-то не очень точная конструкция. Можно было открыть учебник логики и глянуть, как правильнее, но нет, лень-матушка же вперед нас родилась.
–Хочу иметь вас на этом столе, пока вы не попросите пощады. Дважды.
Ирен не раздражает эта странная игра, нет. Ей просто не нравится, когда мяукают собаки. / «Мяукают собаки» – во-первых, дает лишние ассоциации – почему собаки, злые что ли? Или кусаются? А мяукают почему? Потому что изображают невинность? Наоборот же все, – а во-вторых, звучит примитивно – можно было заменить на что-нибудь другое.
–Я же сказала, серьезно.
Воздух резко колышется. /Плохо. В русском языке есть идиома «не колышет», которая означает пофигизм, отстраненность и накладывает отпечаток некоторой замедленности действия. Чтобы описать стремительность нужно выбрать такое слово, которое не вызывает подобных ассоциаций.
Одно движение – и тонкие запястья в кольцах длинных пальцев.
–А я не шучу.
Он разворачивает ее к себе. Непреодолимое искушение поглядеть на ее удивленное лицо: «Что, правда?». И сам смотрит вопросительно.
Пара секунд – игра в переглядки. /Нет такого слова.
Его вопросительный взгляд похож на цветочную клумбу в пустыне – так же интересно и так же не к месту. Ирен отпускает смешок.
–Вы что, согласия моего ждете?
–Почему нет? – Взгляд еще более вопросительный, почти недоуменный.
–Потому что не по правилам. /Опять читатель остался в дураках. Потому что спросить согласия, прежде чем трахнуть, тем более на столе, – это как раз таки по правилам. Если автор имеет в виду, что в Тематическом сообществе после начала сессии Топы вопросительными взглядами не машут, то читателю этого никто не объяснил. Можно было хотя бы намекнуть.
-Правила придумали идиоты. /Выглядит как жалкая попытка снизит градус ООСности за счет использования фразы, звучавшей в каноне.
Ирен мельком оглядывается назад:
–Не на столе. Он старый, может рухнуть. /Не может, это же стол. Он может сломаться, развалиться, но не рухнуть. Рухнуть может ветхая землянка.
–Кровать?
–Была где-то. /Знакомьтесь – Ирен Петросян!
Она пытается сделать шаг в сторону спальни, но мистер Холмс не отпускает ее рук, заставляя остаться на месте. Ирен выжидает, думает, как бы съязвить покрасочнее, но, встретившись с ним глазами, откладывает эту мысль в темный угол и молча указывает взглядом на самую дальнюю дверь. И идет за ним. /Это последнее короткое предложение здесь для того, чтобы разбавить предыдущее, длинное и громоздкое? Заметно. И это плохо.
Комната в ярко-рыжем свете торшера (Сколько лет ему? Тридцать? Сорок?) кажется до неприличия тесной. Синий халат с черной рубашкой укладываются на полу, глядят в оба, стыдливо краснеют. Черт с ней с рубашкой, но почему краснеет ее халат – никакая дедукция не ответит на этот вопрос. /Конкурс: кто придумает более бездарное олицетворение, получит приз! И как именно они «краснеют»? Фигурально? Учитывая, что до этого были указаны цвета, думается иначе.
Шерлок аккуратно роняет Ирен на кровать.
–Почему? – Спрашивает она очень быстро, как будто это последний шанс спросить.
–Почему что?
–Всё. Почему именно сейчас? Почему вам вдруг захотелось иметь меня на столе? Почему вы вообще явились ко мне? У всего есть причина, так поведайте мне её. /Слишком много вопросов. Этот персонаж так не разговаривает. Нужно было сделать один, точный и лаконичный.
–Сами подумайте, – спокойно отвечает Шерлок. – Это ведь так сексуально.
И наклоняется ближе, дышит над самым ухом, положив руку на голову. /Температуру меряет? Руку на голову никто в такой обстановке не кладет. К тому же, если он при этом наклоняется, то частично опирается на эту руку. Череп проломит.
С непривычки хочется всё перевернуть – чтобы пол был вместо потолка, а она, как обычно, сверху. Поздновато думать о привычках, когда под кожей смятая белая ткань, а на голове чужая рука. Она не думает, нет. Ей просто не нравится, когда мяукают собаки.
Ирен чувствует, что вот-вот попытается вырваться, отчаянно и нелепо, если не сделает что-нибудь. /Что именно? Можно спеть песенку розовых пони. Конкретнее, пожалуйста.
Поэтому она говорит, наугад, пальцем в небо:
–Эксперимент?
–Эксперимент? Нет, – голос сосредоточенный, очень ровный, слишком ровный. – Не люблю бессмысленных экспериментов.
Неудачная попытка. Бросить первое попавшееся под руку слово и подумать – разные вещи. Но это ничего, это неважно, зато неконтролируемое желание дернуться, метнуться куда-нибудь растворяется в теплом дыхании. Его теплом дыхании. /*Принюхивается* Чую запах кофе, подоконника и свежей хрустящей маечки «I love NY».
Черт с ними, с собаками – пусть хоть соловьями поют. Мисс Адлер закрывает глаза.
Чужая рука путается в волосах, соскальзывая на затылок, тонкие пряди больно тянут назад. Малая часть секунды – и кончики холодных пальцев впиваются в шейные позвонки, впечатлительное тело срывается на мелкую дрожь. /В шейные позвонки, говорите? Что, вот так вот прямо без посредничества кожи? И когда Шерлок успел расчленить нашу сентиментальную, впечатлительную старушку? Или это не ее тело впечатлительное? Непонятно же, чье.
Движения немногословны, пугающе аккуратны. В голове кровавое крошево из страсти и дурацкой влюбленности / «Влюбленность» – плохое слово. Оно тут не к месту. И «страсть», кстати, шаблонно звучит / – реверанс в сторону чего-то первозданного. /ЧЕГО ИМЕННО? Надоели туманные намеки на личные мысли автора.
Они психи, совершенно точно психи, но здесь и сейчас – реверанс. Адам и Ева? Сакральный алхимический брак? Заверните два. /Два брака? Вот так сразу шведская семья? Очешуительная первозданность!
От реверансов, если их слишком много, может закружиться голова. Можно потерять равновесие и рухнуть в это стародавнее болото, теплое и вязкое.
Ирен выдыхает, протяжно и почти бесконтрольно, слушает его молчание и сбившееся (наконец-то) дыхание. Болото…
–Чувство вины? – Спрашивает она шепотом.
–Нет, - отвечает Шерлок откуда-то… сверху. – Мы же квиты, с какой стати?
–Да, – соглашается она, открывая глаза. – Уже не актуально. /Маразм крепчает. Чувство вины? Ну конечно, а чё? И не суть важно, что Шерлок ее спас. Неактуальность предположения доходит с опозданием. Ей точно не семьдесят, а?
Холодные руки ложатся на плечи, впечатывая тело в подушку. Одно движение, очень простое, почти обыденное – и ощущение беззащитности, доведенное до абсолюта. Это тоже болото, в нем тоже можно утонуть. /Есть сомнения, что нормальный человек поймет, почему это болото и откуда чувство беззащитности. Не все на собственной шкуре исследовали радости жизни типичного свитча верх–>низ. Пояснять надо.
Старые настенные часы замолкают, как заглохнувший мотор. Очертания венчаются, сливаются с цветами, смешиваются, просачиваются сквозь пальцы, превращаясь в болотный ил. Чужое теплое дыхание над головой – последний тонкий шнурок, соединяющий восприятие с реальностью, и он тоже растворяется в кислотном болоте. Белесая пелена. /Опять сомнительно. Читается с прищуром.
Она обязательно убьет его, потом, когда они закончат, иначе этот умник расскажет кому-нибудь, как Домина всея Британии исследовала закоулки сабспейса. /Автор наконец-то изволил назвать слово, которое читатели отгадывали три абзаца. И все равно: сабспейс от впечатывания в подушку? Да ну? Для вышеназванного свитча, конечно, в порядке вещей, но почему читатель обязан это знать?
Ирен мысленно мотает головой – не по-настоящему, по-настоящему нельзя, – выплывает, сводит взгляд в точку. Очертания возвращаются на места, оживают часы. Шерлок нависает над ней, улыбается самодовольно и нагло. Её глаза внимательно пробегают по сторонам, замечают – она крепко сжимает его пальцы, не давая снова впечатать себя в подушку. /Злоупотребление местоимениями вызывает рак мозга. Это предупреждение вообще надо через весь фик крупным шрифтом прочертить. Автора пугают/бесят/вводят в негодование имена персонажей? Тогда зачем писать?
«Очаровательно, – сообщает она самой себе. – Это было…»
–Это было «раз»? – Осведомляется мистер Холмс светским тоном.
–На «два» не рассчитывайте, – шепчет в ответ мисс Адлер.
Пространство в комнате теплое, густое, тесное до неприличия. Сквозняк задохнулся от шока у самой двери, труп его улегся на рассохшемся пороге. / Опять бездарные притянутые за уши олицетворения? Зачем?
От реверансов, если их слишком много, может закружиться голова. Можно потерять равновесие и рухнуть в это стародавнее болото, теплое и вязкое.
Ирен выдыхает, протяжно и почти бесконтрольно, слушает его молчание и сбившееся (наконец-то) дыхание. Болото…
–Чувство вины? – Спрашивает она шепотом.
–Нет, - отвечает Шерлок откуда-то… сверху. – Мы же квиты, с какой стати?
–Да, – соглашается она, открывая глаза. – Уже не актуально. /Маразм крепчает. Чувство вины? Ну конечно, а чё? И не суть важно, что Шерлок ее спас. Неактуальность предположения доходит с опозданием. Ей точно не семьдесят, а?
Холодные руки ложатся на плечи, впечатывая тело в подушку. Одно движение, очень простое, почти обыденное – и ощущение беззащитности, доведенное до абсолюта. Это тоже болото, в нем тоже можно утонуть. /Есть сомнения, что нормальный человек поймет, почему это болото и откуда чувство беззащитности. Не все на собственной шкуре исследовали радости жизни типичного свитча верх–>низ. Пояснять надо.
Старые настенные часы замолкают, как заглохнувший мотор. Очертания венчаются, сливаются с цветами, смешиваются, просачиваются сквозь пальцы, превращаясь в болотный ил. Чужое теплое дыхание над головой – последний тонкий шнурок, соединяющий восприятие с реальностью, и он тоже растворяется в кислотном болоте. Белесая пелена. /Опять сомнительно. Читается с прищуром.
Она обязательно убьет его, потом, когда они закончат, иначе этот умник расскажет кому-нибудь, как Домина всея Британии исследовала закоулки сабспейса. /Автор наконец-то изволил назвать слово, которое читатели отгадывали три абзаца. И все равно: сабспейс от впечатывания в подушку? Да ну? Для вышеназванного свитча, конечно, в порядке вещей, но почему читатель обязан это знать?
Ирен мысленно мотает головой – не по-настоящему, по-настоящему нельзя, – выплывает, сводит взгляд в точку. Очертания возвращаются на места, оживают часы. Шерлок нависает над ней, улыбается самодовольно и нагло. Её глаза внимательно пробегают по сторонам, замечают – она крепко сжимает его пальцы, не давая снова впечатать себя в подушку. /Злоупотребление местоимениями вызывает рак мозга. Это предупреждение вообще надо через весь фик крупным шрифтом прочертить. Автора пугают/бесят/вводят в негодование имена персонажей? Тогда зачем писать?
«Очаровательно, – сообщает она самой себе. – Это было…»
–Это было «раз»? – Осведомляется мистер Холмс светским тоном.
–На «два» не рассчитывайте, – шепчет в ответ мисс Адлер.
Пространство в комнате теплое, густое, тесное до неприличия. Сквозняк задохнулся от шока у самой двери, труп его улегся на рассохшемся пороге. / Опять бездарные притянутые за уши олицетворения? Зачем?
В квартире тишина.
Ирен смотрит вверх, на Шерлока, на его глаза – совершенно непонятные на этот раз. Он вообще непонятный, не загадочный даже, нет, просто непонятный и всё. Собаки мяукают, по-птичьи чирикают, каркают. Скоро, наверное, полетят над крышами. /В маечках «I love NY», конечно же, полетят.
Он явился. Какого черта? Может быть, никакого… То есть совсем никакого. Губы растягиваются в улыбке. / Тупила-тупила наша старушка и вдруг за пятнадцать слов все поняла. Из крайности в крайность, говорю же.
–Рекурсия, мистер Холмс.
Вопросительный взгляд, снова.
–Что?
–Нет никакой причины. А даже если и есть – вам она не известна, – лицо удивленное: «Что, правда?». Вот и обменялись недоумением. – Вам просто захотелось быть здесь. Иметь меня на столе. / Охуенное объяснение! «–Как выжил Шерлок? –Он просто выжил» «–Зачем он пришел к Молли? –Ему просто захотелось прийти!» Продолжать?
Ирен смотрит вверх, на Шерлока, на его глаза – совершенно непонятные на этот раз. Он вообще непонятный, не загадочный даже, нет, просто непонятный и всё. Собаки мяукают, по-птичьи чирикают, каркают. Скоро, наверное, полетят над крышами. /В маечках «I love NY», конечно же, полетят.
Он явился. Какого черта? Может быть, никакого… То есть совсем никакого. Губы растягиваются в улыбке. / Тупила-тупила наша старушка и вдруг за пятнадцать слов все поняла. Из крайности в крайность, говорю же.
–Рекурсия, мистер Холмс.
Вопросительный взгляд, снова.
–Что?
–Нет никакой причины. А даже если и есть – вам она не известна, – лицо удивленное: «Что, правда?». Вот и обменялись недоумением. – Вам просто захотелось быть здесь. Иметь меня на столе. / Охуенное объяснение! «–Как выжил Шерлок? –Он просто выжил» «–Зачем он пришел к Молли? –Ему просто захотелось прийти!» Продолжать?
Навязчивое желание без видимой причины – вам это покоя не давало. И вы пришли к единственному человеку, который может объяснить. Рекурсия.
Шерлок без слов соглашается – единственно верный ответ. Причину, быть может, уже и не найти. Может быть, ее нет. Ирен поднимает голову. Одно движение – и она глядит на него сверху вниз с почти восхищенной улыбкой, подавляя желание впечатать в подушку.
–Не стоит душить чувства, мистер Холмс, – она наклоняется ближе, шепчет, почти касаясь танцующей жилки на шее: – Однажды вы требуете объяснений, а они только бессвязно хрипят в ответ.
Пространство в комнате густое и теплое, маленькое. Труп сквозняка на пороге сливается с полом, растекаясь по старому дереву. / Буэээ! Труп уже растекается. Долго же они сношались, да.
Шерлок без слов соглашается – единственно верный ответ. Причину, быть может, уже и не найти. Может быть, ее нет. Ирен поднимает голову. Одно движение – и она глядит на него сверху вниз с почти восхищенной улыбкой, подавляя желание впечатать в подушку.
–Не стоит душить чувства, мистер Холмс, – она наклоняется ближе, шепчет, почти касаясь танцующей жилки на шее: – Однажды вы требуете объяснений, а они только бессвязно хрипят в ответ.
Пространство в комнате густое и теплое, маленькое. Труп сквозняка на пороге сливается с полом, растекаясь по старому дереву. / Буэээ! Труп уже растекается. Долго же они сношались, да.
@темы: Sherlock, дебильные рассказики, фанфикшн